Ешь, молись, люби. Но сначала всё-таки ешь.
Малефисент и кем она стала в нашем мире. ~700 слов.Малефисент и кем она стала в нашем мире. ~700 слов.
Экстраверты — интроверты. Сангвиники — холерики. Школяры. Догматики. Администраторы, наставники, аналитики, искатели-маршалы-советчики-гуманисты… Чушь! Всё гораздо проще: есть лишь овцы и волки.
Как отличить их? Проще некуда. Если человек мучается от неразделённой любви — он овца. Ищет поддержки и опоры у людей — он овца. Страдает от одиночества — овца же!
Вот вам типирование от Регины Миллс, самое простое и верное из типирований.
Его автор не учла лишь одно: волки тоже живут семьями.
Отец мёртв, сын считает её чудовищем, любовники предают один за другим. У неё нет ни одного близкого человека… Не то чтобы это было плохо.
Но что-то раз за разом заставляет вспоминать папу, Малефисент, Грехема — даже коня, который был у неё когда-то. Что-то сжимает сердце — иногда, совсем редко, и можно забыть об этом… до следующего раза. Но бывает — становится совсем невмоготу, и хочется позвонить кому-то, хоть кому-нибудь — но некому.
И вот в такие моменты Регина Миллс идёт гулять по городу. Она заходит в кафе, больницу, магазины, нигде не задерживаясь надолго, скользит взглядом по лицам посетителей, ищет черты той единственной, кто остался из заботившихся о ней.
Может быть, она стала медсестрой Энни? Худощавой блондинкой с хитрым и умным взглядом?.. Нос совсем не похож… и что?! Может, ей ломали нос! Мало ли…
Но нет, Энни говорит не то, смотри не так, Энни — не та.
Может быть, Даниэлла?.. Ну, брюнетка. Но могла ведь покраситься!
Элис? Долли? Линетт?
С каждым годом одиночество приходит всё чаще, и всё сильнее стираются из памяти знакомые черты. А точно ли Малефисент была русой?.. Какого цвета у неё глаза?.. Какой формы губы?..
«Ты не найдёшь её никогда, — шепчет голос внутри. — Заведи себе новую подругу и успокойся».
И она говорит с Кэтрин-Эбигейл, болтает с Руби, с Энджи, с кем угодно… вот только: ей плевать.
Они говорят пустые, неважные вещи, и она с трудом слушает эти бесполезные глупости. А от Малефисент те же самые глупости звучали интересно.
«Где ты?! Кто ты?! Дай мне найти тебя, дай сказать, что ты была права. Ты знала, ты говорила, что в моём сердце будет пустота, что я никогда не заполню её... Ты знала — так должна знать и как избавиться от этого!»
…Иногда ей кажется, что у кого-то ещё есть коллекция сердец. Потому что она не чувствует почти ничего, а сердце словно сдавливают чьи-то ладони…
Регина составляет досье на каждого жителя города. «Кто ты, кто ты, кем ты стала?!» Она знает, что Малефисент где-то здесь, в этом маленьком городишке — и это сводит с ума. Как один человек может прятаться столько лет?!
«Всё бесполезно», — понимает она однажды. Понимает чётко, как никогда, и перестаёт искать.
Вот только одиночество никуда не уходит. Исчезает надежда.
— Что бы вы сделали, если бы уехала Руби?
— Извините?.. — моргает бабушка (она и сама почти не помнит своё имя).
— Что. Вы бы. Сделали, — мэр Миллс облокачивается на стол, нависает над ней, выглядит очень угрожающе, — если бы ваша внучка, самое дорогое, что у вас есть — покинула бы вас?
— Я завела бы собаку, — отвечает старушка прежде, чем успевает подумать.
Мэр Миллс смотрит странно, и бабушка пытается понять, что нужно от неё этой жуткой женщине.
— Собаку?.. Почему собаку?..
— Не знаю. Но так поступают все одинокие старые люди — заводят себе собак или кошек.
Бабушка нервно смеётся, желая, чтобы мэр поскорее ушла.
— Собаку!.. — Регина кривится и быстро отходит. Останавливается у самой двери. — Спасибо.
Питомник выглядит довольно жутко, и мэр Миллс думает, что надо бы выделить на него побольше денег. Владелец, видимо, надеется на то же. Он вьётся вокруг и явно жалеет, что не успел закупить красных ковровых дорожек.
— Я хочу собаку, похожую на волка, — оповещает его Регина.
— Хаски?.. Это редкая, очень дорогая порода. У нас такой нет… Можно заказать в Бостоне, но… — он разводит руками. — Осмотритесь! Может, вам понравится кто-то ещё.
Мэр наклоняется к этому жалкому человечку (лепрекон?) и словно выплёвывает ему в лицо:
— Меня интересуют только волки.
Регина резко разворачивается и шагает к выходу.
— Гав? — спрашивают её из ближайшей клетки.
Эта собака не похожа на волка, скажем честно. Но и овцой не выглядит.
— Её только вчера нашли. Мы думаем, что это дочь Милдред — у нас была такая собака, её забрали лет пятнадцать назад. Я бы даже подумал, что это одна и та же, но она совсем не постарела. Похожи, как две капли воды, представляете?.. Берите, не даже сомневайтесь! Золотистый рейтвирер — это собака-компаньон, собака-друг. Они очень добрые, ваш сын будет счастлив.
— Мой сын?.. — приходит в себя Регина. — Да. Да, я возьму её.
— Лефи? Фицент? Блохастая тварь? Цент? Мелли? Да, пусть будет Мелли.
Собака насмешливо смотрит на неё: «Ну, пусть будет Мелли».
— И что с тобой делать? Кормить?.. Гулять?.. Мыть?.. Ох! У тебя ведь наверняка блохи! Зачем мне вообще собака?!
Регина презрительно кривится, но она знает ответ. За тем, что даже волки живут семьями, а в тяжёлые времена — даже сбиваются в стаи.
Регина | Сидни Гласс. "Я всего лишь твое отражение". ~300 слов.
Регина | Сидни Гласс. "Я всего лишь твое отражение".
— Мне скучно, — по-королевски снисходит она до беседы. — Развлеки меня.
Сидни любит, когда она ведёт себя так: словно капризная маленькая девочка, словно в ней осталось что-то от человека.
«Она и есть человек», — напоминает он себе и сам не верит.
— Готов исполнить все твои желания… Итак?
Регина окидывает его взглядом — почему-то немного подозрительным, — отворачивается к окну.
— Ты ведь журналист, ты должен уметь развлекать публику… Придумай что-нибудь!
Сидни любуется прямой спиной: осанка королевы, фигура прекраснейшей из женщин... Любит ли она его? Он знает абсолютно точно: нет. Любит ли он её?.. Это сложнее.
— Хорошо… Слушай: недавно был презабавнейший случай! Рабочие на заводе...
Регина оборачивается, сверкает глазами.
— Я мэр этого дурацкого города! — рявкает она и сразу перестаёт быть похожа на маленькую девочку. — Ты действительно думаешь, что в мой обеденный перерыв мне интересно слушать именно о нём?!
Сидни криво усмехается. Он не помнит, как впервые встретил её, не помнит, как почувствовал к ней что-то. Кажется, она была всегда. Была... мечтой, недостижимой и болезненной.
— Да, и вправду. Раз так... что же ты хочешь услышать?
Регина прищуривается, окидывает его бесстыдным взглядом: видимо, ей действительно очень скучно.
— Что-нибудь... романтичное. Страстное. Нежное.
Он бы любил её, был бы счастлив любить — но слишком привык доверять интуиции. А интуиция кричала: не делай этого.
— Если таково твоё желание...
«Это плохо кончится, — раз за разом повторяла интуиция. — Тебе будет больно, нестерпимо больно. Не уступай ей ни кусочка своего сердца, потому что оно — не выдержит».
— ...Иногда мне кажется, что я всего лишь твоё отражение. Отойдёшь ты — и меня не станет. Сделаешь шаг в сторону — и я умру до твоего возвращения… Но знаешь? Я счастлив отражать ту, что прекрасней всех женщин мира.
Регина подходит ближе, встаёт сзади него. Облокачивается на его плечи.
— О, Сидни...
Он ловит её взгляд — и позволяет своему стать настоящим. Не бесчувственным-предупредительным-холодным — а взглядом влюблённого мужчины; то есть, одной из самой желанных вещей для любой женщины. Он притягивает её к себе и шепчет что-то бессмысленное, горячее, нежное.
В конце концов, он не колдун и не мудрец, а всего лишь журналист. Что может знать его интуиция?!
А следующее исполнение слегка не в тему, так что, наверное, я не буду выкладывать его на фест...
Регина|Эмма. Несколько случаев, в которых Регина просит Эмму о помощи.
Регина|Эмма. Несколько случаев, в которых Регина просит Эмму о помощи.
Регина Миллс не просит о помощи. Она приказывает, вынуждает, шантажирует. Не просит — никогда. Ну, или почти никогда.
— Вы — шериф! Ваша обязанность — искать пропавших людей!
— Мэр Миллс, я видела Генри два часа назад. Если он и сбежал, то лишь для того, чтобы хоть пару минут побыть вне вашего контроля. И я не собираюсь лишать его этой — весьма редкой — возможности.
Регина поджимает губы и быстрым шагом уходит. Останавливается у дверей и пересиливает себя.
— Я... прошу вас, — оборачивается она. — Я чувствую: с ним творится что-то не то.
Эмма лишь насвистывает. Она прекрасно знает, где Генри.
— Вы должны поговорить с ним! — фурией врывается Регина в участок. — Он хочет уехать из Сторибрука!
— И?
Мэр буравит её глазами.
— Вы что, не понимаете? Он — хочет — уехать — из Сторибрука!
Эмма дотрагивается до руки Регины в успокаивающем жесте.
— Вы всё детство доказывали ему, что сказок не существует и каждый должен строить свою судьбу сам. Он вырос. И занимается именно этим!
Регина отдёргивает руку и едва не шипит. Восемь лет прошло, а ничего не изменилось… Будто и вправду — время остановилось. Эмма усмехается, косится за окно: и впрямь ведь остановилось. Эта ржавая рухлядь — часы — когда-то нашла в себе силы вновь передвигать свои стрелки, но не проработала и года, прежде чем сломаться уже окончательно.
— Мэр Миллс, я понимаю, вам тяжело с этим смириться, — возвращается она к разговору. — Но Генри уже совершеннолетний. Если он хочет поступать в бостонский колледж, это его право.
Год за годом одно и то же…
— Я не собираюсь просить вас, — цедит Регина. — Я разберусь с этим сама.
— Он уехал! — Регина бьётся едва не в истерике. — Уехал, уехал, это вы виноваты, верните его, остановите его!
Эмма с трудом отцепляет от куртки её руки. Она и сама почти в ярости.
— Вы держали его под замком! Это и есть ваше «разберусь сама»? Разумеется, он уехал!
— Вы что, не понимаете, насколько это опасно?!
Эмма закатывает глаза.
— Он ведь уже уезжал. Когда привёз меня, помните? И ничего не случилось!
— Не будьте такой дурой! В тот раз всё было иначе, тогда я успела… — Регина осекается. — Я прошу вас. Я умоляю. Верните моего сына.
Эмма тяжело вздыхает.
— Хорошо! Хорошо, я поеду за ним. Просто убедиться, что с ним всё в порядке. Но мы с ним уже всё обсудили, и я не собираюсь возвращать его в это болото.
Генри — сильный парень. Он молодец, что преодолел все эти сказочные глупости — да и что нашёл в себе силы уехать. Действительно, как-то здесь… бесперспективно. «Часы идут, но ничего не происходит, песок течёт — и всё…» Надо бы и самой вернуться в Бостон: Генри будет почаще видеть, хорошо же… Да только будто не пускает что.
Эмма не знает, как мэр Миллс оказалась на месте раньше неё. Регина подходит к машине Генри — ох, малыш, зачем же ты притормозил, лучше б на газ нажал… ну, сам виноват, сейчас ты всё от неё услышишь.
Эмма как раз успевает поставить машину, когда видит, как мэр падает на колени и вцепляется себе в волосы.
— Что случилось? Что?!
Она подбегает, заглядывает Регине через плечо. Лобовое стекло разбито и в крови, в крови и голова Генри.
Эмма звонит в скорую, хотя и знает, что уже поздно.
Регина знает, что уже поздно, и просто воет.
Эмма опускается рядом, обнимает её, шепчет что-то и не сразу осознаёт, что говорит самую еретическую чепуху, которую только можно произнести в этой ситуации. «Всё будет хорошо». По счастью, Регина не слушает её. Она вскакивает, вырывается, кричит: «Это ты подговорила его, это ты во всём виновата!» — Эмма не слушает, ей не до того. Она пытается вспомнить, когда Сторибрук высосал из них все силы. Думает о том, что лет пять назад она почувствовала бы беду раньше. О том, какой истеричкой становится Регина, когда речь идёт о Генри, и как много крови вытекло из головы их сына…
Эмма думает о тысяче разных вещей, мозг защищает её, не давая осознать самое главное: Генри мёртв.
Они возвращаются в Сторибрук: тот и вправду теперь, как болото (как «День сурка»!), и не даёт помнить сквозь постоянную рутину. За ежедневной работой Эмма Свон отрекается от всех воспоминаний, как однажды уже отреклась от веры в сказки. Регина Миллс больше никогда не просит о помощи — потому что то единственное, ради чего стоило просить, больше не существует.
Экстраверты — интроверты. Сангвиники — холерики. Школяры. Догматики. Администраторы, наставники, аналитики, искатели-маршалы-советчики-гуманисты… Чушь! Всё гораздо проще: есть лишь овцы и волки.
Как отличить их? Проще некуда. Если человек мучается от неразделённой любви — он овца. Ищет поддержки и опоры у людей — он овца. Страдает от одиночества — овца же!
Вот вам типирование от Регины Миллс, самое простое и верное из типирований.
Его автор не учла лишь одно: волки тоже живут семьями.
Отец мёртв, сын считает её чудовищем, любовники предают один за другим. У неё нет ни одного близкого человека… Не то чтобы это было плохо.
Но что-то раз за разом заставляет вспоминать папу, Малефисент, Грехема — даже коня, который был у неё когда-то. Что-то сжимает сердце — иногда, совсем редко, и можно забыть об этом… до следующего раза. Но бывает — становится совсем невмоготу, и хочется позвонить кому-то, хоть кому-нибудь — но некому.
И вот в такие моменты Регина Миллс идёт гулять по городу. Она заходит в кафе, больницу, магазины, нигде не задерживаясь надолго, скользит взглядом по лицам посетителей, ищет черты той единственной, кто остался из заботившихся о ней.
Может быть, она стала медсестрой Энни? Худощавой блондинкой с хитрым и умным взглядом?.. Нос совсем не похож… и что?! Может, ей ломали нос! Мало ли…
Но нет, Энни говорит не то, смотри не так, Энни — не та.
Может быть, Даниэлла?.. Ну, брюнетка. Но могла ведь покраситься!
Элис? Долли? Линетт?
С каждым годом одиночество приходит всё чаще, и всё сильнее стираются из памяти знакомые черты. А точно ли Малефисент была русой?.. Какого цвета у неё глаза?.. Какой формы губы?..
«Ты не найдёшь её никогда, — шепчет голос внутри. — Заведи себе новую подругу и успокойся».
И она говорит с Кэтрин-Эбигейл, болтает с Руби, с Энджи, с кем угодно… вот только: ей плевать.
Они говорят пустые, неважные вещи, и она с трудом слушает эти бесполезные глупости. А от Малефисент те же самые глупости звучали интересно.
«Где ты?! Кто ты?! Дай мне найти тебя, дай сказать, что ты была права. Ты знала, ты говорила, что в моём сердце будет пустота, что я никогда не заполню её... Ты знала — так должна знать и как избавиться от этого!»
…Иногда ей кажется, что у кого-то ещё есть коллекция сердец. Потому что она не чувствует почти ничего, а сердце словно сдавливают чьи-то ладони…
Регина составляет досье на каждого жителя города. «Кто ты, кто ты, кем ты стала?!» Она знает, что Малефисент где-то здесь, в этом маленьком городишке — и это сводит с ума. Как один человек может прятаться столько лет?!
«Всё бесполезно», — понимает она однажды. Понимает чётко, как никогда, и перестаёт искать.
Вот только одиночество никуда не уходит. Исчезает надежда.
— Что бы вы сделали, если бы уехала Руби?
— Извините?.. — моргает бабушка (она и сама почти не помнит своё имя).
— Что. Вы бы. Сделали, — мэр Миллс облокачивается на стол, нависает над ней, выглядит очень угрожающе, — если бы ваша внучка, самое дорогое, что у вас есть — покинула бы вас?
— Я завела бы собаку, — отвечает старушка прежде, чем успевает подумать.
Мэр Миллс смотрит странно, и бабушка пытается понять, что нужно от неё этой жуткой женщине.
— Собаку?.. Почему собаку?..
— Не знаю. Но так поступают все одинокие старые люди — заводят себе собак или кошек.
Бабушка нервно смеётся, желая, чтобы мэр поскорее ушла.
— Собаку!.. — Регина кривится и быстро отходит. Останавливается у самой двери. — Спасибо.
Питомник выглядит довольно жутко, и мэр Миллс думает, что надо бы выделить на него побольше денег. Владелец, видимо, надеется на то же. Он вьётся вокруг и явно жалеет, что не успел закупить красных ковровых дорожек.
— Я хочу собаку, похожую на волка, — оповещает его Регина.
— Хаски?.. Это редкая, очень дорогая порода. У нас такой нет… Можно заказать в Бостоне, но… — он разводит руками. — Осмотритесь! Может, вам понравится кто-то ещё.
Мэр наклоняется к этому жалкому человечку (лепрекон?) и словно выплёвывает ему в лицо:
— Меня интересуют только волки.
Регина резко разворачивается и шагает к выходу.
— Гав? — спрашивают её из ближайшей клетки.
Эта собака не похожа на волка, скажем честно. Но и овцой не выглядит.
— Её только вчера нашли. Мы думаем, что это дочь Милдред — у нас была такая собака, её забрали лет пятнадцать назад. Я бы даже подумал, что это одна и та же, но она совсем не постарела. Похожи, как две капли воды, представляете?.. Берите, не даже сомневайтесь! Золотистый рейтвирер — это собака-компаньон, собака-друг. Они очень добрые, ваш сын будет счастлив.
— Мой сын?.. — приходит в себя Регина. — Да. Да, я возьму её.
— Лефи? Фицент? Блохастая тварь? Цент? Мелли? Да, пусть будет Мелли.
Собака насмешливо смотрит на неё: «Ну, пусть будет Мелли».
— И что с тобой делать? Кормить?.. Гулять?.. Мыть?.. Ох! У тебя ведь наверняка блохи! Зачем мне вообще собака?!
Регина презрительно кривится, но она знает ответ. За тем, что даже волки живут семьями, а в тяжёлые времена — даже сбиваются в стаи.
Регина | Сидни Гласс. "Я всего лишь твое отражение". ~300 слов.
Регина | Сидни Гласс. "Я всего лишь твое отражение".
— Мне скучно, — по-королевски снисходит она до беседы. — Развлеки меня.
Сидни любит, когда она ведёт себя так: словно капризная маленькая девочка, словно в ней осталось что-то от человека.
«Она и есть человек», — напоминает он себе и сам не верит.
— Готов исполнить все твои желания… Итак?
Регина окидывает его взглядом — почему-то немного подозрительным, — отворачивается к окну.
— Ты ведь журналист, ты должен уметь развлекать публику… Придумай что-нибудь!
Сидни любуется прямой спиной: осанка королевы, фигура прекраснейшей из женщин... Любит ли она его? Он знает абсолютно точно: нет. Любит ли он её?.. Это сложнее.
— Хорошо… Слушай: недавно был презабавнейший случай! Рабочие на заводе...
Регина оборачивается, сверкает глазами.
— Я мэр этого дурацкого города! — рявкает она и сразу перестаёт быть похожа на маленькую девочку. — Ты действительно думаешь, что в мой обеденный перерыв мне интересно слушать именно о нём?!
Сидни криво усмехается. Он не помнит, как впервые встретил её, не помнит, как почувствовал к ней что-то. Кажется, она была всегда. Была... мечтой, недостижимой и болезненной.
— Да, и вправду. Раз так... что же ты хочешь услышать?
Регина прищуривается, окидывает его бесстыдным взглядом: видимо, ей действительно очень скучно.
— Что-нибудь... романтичное. Страстное. Нежное.
Он бы любил её, был бы счастлив любить — но слишком привык доверять интуиции. А интуиция кричала: не делай этого.
— Если таково твоё желание...
«Это плохо кончится, — раз за разом повторяла интуиция. — Тебе будет больно, нестерпимо больно. Не уступай ей ни кусочка своего сердца, потому что оно — не выдержит».
— ...Иногда мне кажется, что я всего лишь твоё отражение. Отойдёшь ты — и меня не станет. Сделаешь шаг в сторону — и я умру до твоего возвращения… Но знаешь? Я счастлив отражать ту, что прекрасней всех женщин мира.
Регина подходит ближе, встаёт сзади него. Облокачивается на его плечи.
— О, Сидни...
Он ловит её взгляд — и позволяет своему стать настоящим. Не бесчувственным-предупредительным-холодным — а взглядом влюблённого мужчины; то есть, одной из самой желанных вещей для любой женщины. Он притягивает её к себе и шепчет что-то бессмысленное, горячее, нежное.
В конце концов, он не колдун и не мудрец, а всего лишь журналист. Что может знать его интуиция?!
А следующее исполнение слегка не в тему, так что, наверное, я не буду выкладывать его на фест...
Регина|Эмма. Несколько случаев, в которых Регина просит Эмму о помощи.
Регина|Эмма. Несколько случаев, в которых Регина просит Эмму о помощи.
Регина Миллс не просит о помощи. Она приказывает, вынуждает, шантажирует. Не просит — никогда. Ну, или почти никогда.
— Вы — шериф! Ваша обязанность — искать пропавших людей!
— Мэр Миллс, я видела Генри два часа назад. Если он и сбежал, то лишь для того, чтобы хоть пару минут побыть вне вашего контроля. И я не собираюсь лишать его этой — весьма редкой — возможности.
Регина поджимает губы и быстрым шагом уходит. Останавливается у дверей и пересиливает себя.
— Я... прошу вас, — оборачивается она. — Я чувствую: с ним творится что-то не то.
Эмма лишь насвистывает. Она прекрасно знает, где Генри.
— Вы должны поговорить с ним! — фурией врывается Регина в участок. — Он хочет уехать из Сторибрука!
— И?
Мэр буравит её глазами.
— Вы что, не понимаете? Он — хочет — уехать — из Сторибрука!
Эмма дотрагивается до руки Регины в успокаивающем жесте.
— Вы всё детство доказывали ему, что сказок не существует и каждый должен строить свою судьбу сам. Он вырос. И занимается именно этим!
Регина отдёргивает руку и едва не шипит. Восемь лет прошло, а ничего не изменилось… Будто и вправду — время остановилось. Эмма усмехается, косится за окно: и впрямь ведь остановилось. Эта ржавая рухлядь — часы — когда-то нашла в себе силы вновь передвигать свои стрелки, но не проработала и года, прежде чем сломаться уже окончательно.
— Мэр Миллс, я понимаю, вам тяжело с этим смириться, — возвращается она к разговору. — Но Генри уже совершеннолетний. Если он хочет поступать в бостонский колледж, это его право.
Год за годом одно и то же…
— Я не собираюсь просить вас, — цедит Регина. — Я разберусь с этим сама.
— Он уехал! — Регина бьётся едва не в истерике. — Уехал, уехал, это вы виноваты, верните его, остановите его!
Эмма с трудом отцепляет от куртки её руки. Она и сама почти в ярости.
— Вы держали его под замком! Это и есть ваше «разберусь сама»? Разумеется, он уехал!
— Вы что, не понимаете, насколько это опасно?!
Эмма закатывает глаза.
— Он ведь уже уезжал. Когда привёз меня, помните? И ничего не случилось!
— Не будьте такой дурой! В тот раз всё было иначе, тогда я успела… — Регина осекается. — Я прошу вас. Я умоляю. Верните моего сына.
Эмма тяжело вздыхает.
— Хорошо! Хорошо, я поеду за ним. Просто убедиться, что с ним всё в порядке. Но мы с ним уже всё обсудили, и я не собираюсь возвращать его в это болото.
Генри — сильный парень. Он молодец, что преодолел все эти сказочные глупости — да и что нашёл в себе силы уехать. Действительно, как-то здесь… бесперспективно. «Часы идут, но ничего не происходит, песок течёт — и всё…» Надо бы и самой вернуться в Бостон: Генри будет почаще видеть, хорошо же… Да только будто не пускает что.
Эмма не знает, как мэр Миллс оказалась на месте раньше неё. Регина подходит к машине Генри — ох, малыш, зачем же ты притормозил, лучше б на газ нажал… ну, сам виноват, сейчас ты всё от неё услышишь.
Эмма как раз успевает поставить машину, когда видит, как мэр падает на колени и вцепляется себе в волосы.
— Что случилось? Что?!
Она подбегает, заглядывает Регине через плечо. Лобовое стекло разбито и в крови, в крови и голова Генри.
Эмма звонит в скорую, хотя и знает, что уже поздно.
Регина знает, что уже поздно, и просто воет.
Эмма опускается рядом, обнимает её, шепчет что-то и не сразу осознаёт, что говорит самую еретическую чепуху, которую только можно произнести в этой ситуации. «Всё будет хорошо». По счастью, Регина не слушает её. Она вскакивает, вырывается, кричит: «Это ты подговорила его, это ты во всём виновата!» — Эмма не слушает, ей не до того. Она пытается вспомнить, когда Сторибрук высосал из них все силы. Думает о том, что лет пять назад она почувствовала бы беду раньше. О том, какой истеричкой становится Регина, когда речь идёт о Генри, и как много крови вытекло из головы их сына…
Эмма думает о тысяче разных вещей, мозг защищает её, не давая осознать самое главное: Генри мёртв.
Они возвращаются в Сторибрук: тот и вправду теперь, как болото (как «День сурка»!), и не даёт помнить сквозь постоянную рутину. За ежедневной работой Эмма Свон отрекается от всех воспоминаний, как однажды уже отреклась от веры в сказки. Регина Миллс больше никогда не просит о помощи — потому что то единственное, ради чего стоило просить, больше не существует.
@темы: Кино: Once Upon a Time, Творчество
О! Привет.))
"Мелифисент и кем она стала в Сторибрук". 700 слов. (Хотя, мне кажется, её зовут Малефиcент. О_о) Сейчас фик как раз выложу.
Ещё собираюсь выполнить:
Регина | Сидни Гласс. "Я всего лишь твое отражение"
Регина/Эмма. Несколько случаев, в которых Регина просит Эмму о помощи.
Румпельштильцхен/Золушка. "Магия - это зло, но зло необходимое".
AU, Румпельштильцхен | дочь Золушки. Мир, где Золушка выполнила свою часть сделки. "Связался чёрт с младенцем" (можно не дословно, просто обыграть ситуацию).
У тебя какая пара/момент/персонаж любимые?
Ого, удачи с задумками!
Мне больше всего нравился Охотник, а потом его убили(
Угу.(( Сначала сделали самым классным персонажем, а потом убили.((
верь интуиции, верь! ты же журналист - твоя интуиция всегда все знает лучше!
Спасибо. )
"Канона не знал, читал как оридж".)) Моё обычное состояние.)
Спасибо! Я чуть не безумно рада, что тебе понравилось: комментариев мало, а мне самой нравится.))
А я сейчас всё расскажу! Злая Королева прокляла сказочное королевство, и все персонажи попали в наш мир, позабыв, кто они. Они живут в городе Сторибрук, и со всеми, кто пытается покинуть город, случается что-то плохое. Единственная, кто может всех спасти, - дочь Белоснежки Эмма. Её успели спрятать в месте, куда проклятье Королевы не проникло, поэтому она родилась не в Сторибруке и не связана с ним. Она росла в детдоме, жизнь у неё была тяжкая... в 18 лет она забеременела, денег на воспитание ребёнка не было, и она тоже отдала его в детдом. Ещё через 10 лет этот ребёнок (Генри) приехал к ней и стал тащить её в Сторибрук. (Он прочёл книгу сказок, где рассказывается, как Злая Королева всех прокляла, и что только дочь Белоснежки может всех спасти.)
А усыновила этого мальчика мэр Сторибрука Регина Миллс (в сказочном мире - Злая Королева). Эмма поехала за мальчиком и осталась в городе в качестве шерифа. Когда она решила не уезжать, старые часы, сломанные 28 лет назад, снова начали идти. (А в городе и впрямь застыло время: все за 28 лет не постарели, не помнят, как познакомились друг с другом и т.д.) Но она не верит во всю сказочную чепуху Генри, просто живёт рядом со вновь обретённым сыном. А законная мать (Регина/Королева) всячески пытается помешать им общаться, т.к. Эмма отбирает у неё сына.
Так вот, третий фик про то, как Эмма так и не смогла поверить в сказку и никого не спасла. Время снова застыло, для неё - в том числе.
Первый - про Малефисент, Злую Колдунью из "Спящей Красавицы". По сериалу она была подругой Регины и предупреждала её не использовать это заклятье (переноса в наш мир), т.к. и у самой Регины вся жизнь будет сломана. В сериале Малефисент так и не показывали, вот заявка и была на предположение, кто она.))
А про второй фик сказать сложно, т.к. там ну вот просто "а-а-а, как здорово", надо смотреть.)) Если интересно, и я не задолбала - спойлер.))