Ешь, молись, люби. Но сначала всё-таки ешь.
По заявке: реакция команды на правду о матке. G, джен, драббл. Броска(м).По заявке: реакция команды на правду о матке. G, джен, драббл. Броска(м).
Трик Броска сидел на земле недалеко от огня и оглядывал лагерь. Они были уже на полпути к Денериму, а всё не могли прийти в себя: Глубинные Тропы, правда о порождениях тьмы и матках оставили след на всей команде. А что тут странного, понятное дело.
Винн и Лелиана сидели около костра, согреваясь скорее от присутствия друг друга, чем от горящего дерева. Им было важно ощущать, что кто-то живой и дорогой сидит сейчас рядом, полностью целый и вне опасности. Бардесса передала женщине бутылку и протянула:
— Да...
— Да... — согласилась с ней магичка.
Трик был уверен: если б им сказали, что они сейчас что-то говорили, женщины бы очень удивились.
— Да... — снова пробормотала старушка, возвращая бутыль лучнице.
Осмотр не удовлетворил Броску, и Трик приказал себе бросить свои дела и вернуться к общим. Женщинам было страшно, но пока они держались втроем (Лелиана, Винн и бутылка), можно было не переживать. Гном больше беспокоился о Морриган: ведьма была крепкой девкой, но все же стояла одна. Кто знал, что творилось в ее колдовской башке?
Мужчина поднялся с земли, и соратницы шарахнулись друг от друга, словно вороны с грядки. Трик смущенно замер под их полными ужаса взглядами. Наконец, женщины смогли осознать, что никакой опасности нет — это лишь их командир, их любимый, надежный, простой, как булыжник, Серый Страж; все, можно расслабиться. Подруги одинаково выдохнули и снова обернулись к огню.
— Кстати, я уже говорила тебе, что входило в моду в Орлее, когда я последний раз там была? — торопливо спросила Лелиана.
И Винн с по-настоящему живым интересом откликнулась:
— Нет, нет, не говорила. Пожалуйста, расскажи!
Магичке были неинтересны подобные разговоры, но сейчас треп лучницы мог идеально скрасить ситуацию. Трик покосился на бардессу: та говорила запоем, и лишь то, с каким страхом иногда девушка косилась на кусты, показывало, насколько она не пришла в себя. Гном покачал головой: женщины. Ему всегда казалось, что эти хрупкие существа вышли из какого-то другого Камня. Он в последний раз обернулся на костер и подошел к стоящей на отшибе юрте — посмотрел снизу вверх на высокую надменную ведьму, посопел и спросил:
— Ты как?
Морриган вопросительно подняла брови и непонимающе улыбнулась.
— О чем ты, Страж?
Лишенный касты почесал бороду и разъяснил:
— Ну, эти Глубинные Тропы. И матки. Ты как?
Ведьма привычно закатила глаза: на фоне косноязычного гнома даже ее стиль речи казался нормальным.
— Не привыкать мне к гадостям подобным:
С Флемет жизнь тоже легкой не была.
Бывало, она в землю зарывала
Меня, покуда я спала.
И я тогда в себя лишь приходила,
Когда уж воздуха мне не хватало в старом гробе,
В котором уж не раз бывала я.
И я кричала... Да уж, я кричала!
От крика этого медведь б из спячки вышел,
Ему бы волки подвывали, как родному, а зайцы бы попрятались в траву.
Флемет не слышала: она была уж дома, спала, не думая, как страшно мне одной.
Я разбивала этот гроб заклятьем. Я прорывала путь себе наружу.
Но ведь была я в середине леса: любые звери встретиться могли.
И как свой дом найти, я знать не знала... Мне было восемь лет всего тогда.
Броска слушал красивый, богатый интонациями, голос подруги. Начало рассказа звучало, как страшная сказка: словно какая-нибудь старая ведьма-дикарка на каждом слове била посохом в землю. "От — крика — этого — медведь б — из спячки — вышел". Когда Морриган говорила так, Трику хотелось прикрыть глаза и представить на ее месте симпатичную гномочку... Но сейчас явно было не время. Страж тряхнул головой и проговорил:
— Да, строга у тя мамка была.
Ведьма пожала плечами со спокойной улыбкой.
— Мне это помогало стать сильнее.
И гроб, земля и лес — все лишь игрушки,
В сравненьи с черной магией Флемет.
Ты видел ли, как полыхают болью
Глаза кого-либо из обреченных?
Была однажды рядом я, когда
Она вытягивала душу из мужчины:
Он даже не кричал.
И не хрипел.
По подбородку кровь его струилась,
И выгибался позвоночник как у кошки,
Которую мабари твой настиг.
Тогда мне было страшно.
Но и это — я после поняла — игрушки лишь.
Нет ничего ужасного на свете.
Кровь, смерть, проклятья — часть обычной жизни.
Привыкла я и больше не боялась.
Простоватый вид братка мог обмануть тех, кто видел Трика впервые, но на самом деле под его черной татуировкой таился довольно острый ум. Он сразу понял: Морриган говорила слишком, слишком много. И, хотя ее голос был совершенно спокойным, все явно было не так хорошо, как она стремилась показать. Но — после того, как ведьма рассказала о своем детстве и, к тому же, продемонстрировала свою стойкость, ей явно стало полегче. И все же неприкасаемый решил (по мере сил) довершить эффект.
— Ну ты крута. Не то что те бабы, — гном махнул в сторону остального лагеря. — Прямо как настоящий воин. Тя б на трон Ферелдена, а не эту соплю, — на этот раз Броска указал в сторону молящегося Алистера.
Трик снова почесал подбородок. Ведьма старалась не показывать, что польщена словами Стража — хотя кто не мог заподозрить этого примитивного амбала в лести?
— Ладно, че. Пойду к этим детишкам, подгузники поменяю. А то торчу с тобой — чего торчу, ты ж не мямля какая, с тобой-то че возиться...
Гном восхищенно хмыкнул и, бряцая доспехом, двинулся обратно: это было лучше, чем если бы он попытался утешить колдунью. Морриган еще раз самодовольно улыбнулась и скрестила руки на груди. Страж удалился достаточно далеко и не мог увидеть, как впиваются в предплечья ногти ведьмы. Но дикарка знала: гном прав. Она не мямля. С ней не нужно возиться. Ей плевать на порождений тьмы. Женщина вздохнула: было темно и следовало поспать, но уже третью ночь в юрте было по-настоящему холодно одной.
Трик подошел к будущему королю со спины, и человек не заметил его.
— И... э.... прости нам наши страсти.... нет, не страсти... Прости нам наши грехи, сохрани наши души... И... направь наши сердца в... э... э.... в... в Золотой Город?.. Ох.
Храмовник поднялся с колен и только тут увидел гнома. Бастард вздрогнул: он несколько робел перед бравым воителем — чувствовал, что Броска презирает его за ранимость и восприимчивость.
— Ну че? — к характеру Трика куда больше подошла бы медленная, интеллигентная речь, но Пыльный Город оставил след не только на его лице.
— Н-ничего! — начал оправдываться Алистер. — Я просто так молюсь. Со мной все в порядке, я не ною и мне не снится никаких кошмаров про маток, их отвратительные щупальца и мерзкие животы! — быстро оттарабанил храмовник.
Он не хотел снова слушать презрительное фырканье, а потом бормотание "И это мужик?" Но на этот раз Броска, к удивлению воина, только кивнул и пошел прочь. Его и вправду бесила трепетность Алистера: женщины рисковали стать матками, понятно, почему они нервничали. А этот чего?
В глаза гному бросился Зевран: эльф присоединился к компании у костра и с беззаботным видом рассказывал какие-то веселые истории. Раньше Трику казалось, что убийца слишком женственный, но гном быстро понял, что это касается лишь внешности. Вот и сейчас: Огрен пил, Стен чертил что-то на земле, Алистер чуть с ума не сходил, и только они с Зевраном ходили и успокаивали соратниц. Эльф все-таки был настоящим мужчиной, и не мог сосредоточиться на своих проблемах, когда женщинам рядом с ним было плохо. Он должен был сделать что-то, чтобы успокоить их — и лишь потом мог позволить бояться самому себе.
Трик продолжил осматривать соратников. Стен так же ковырялся в пыли. Гном подошел поближе.
— Пашера... — кунари поднял голову и заметил Броску. — Кадан.
Неприкасаемый молча подошел поближе, и, поколебавшись, уточнил:
— Че о матках думаешь?
Стен задумчиво посмотрел на него и ответил:
— Они производят на свет тысячу воинов, тогда как наши женщины — редко больше десяти. Надо сказать аришоку. Нужен способ сделать так же.
Кунари был совершенно спокоен: да, матки. Да, раньше были обычными женщинами. И что тут такого, из-за чего нужно который день подряд ходить с вытаращенными глазами и молиться своему выдуманному богу, как этот будущий правитель?
— Алистер плох, — с неодобрением бросил Трик.
Стен кивнул тому, насколько в такт шли их мысли, и пообещал:
— Я поговорю с ним. Путь Кун поможет ему стать мужчиной.
Броска благодарно кивнул и хотел двинуться к Огрену, завершая обход, но именно в этот момент земляк рыгнул и отключился. Воин слишком много выпил, пятаясь забыть Бранку, но — один из немногих — он был способен справиться сам. И меньше всего из похода на Глубинные Тропы Огрена впечатлила правда о матках.
...В отличие от Трика. Он подошел к мабари: пес был очень грустен и мало двигался. Винн предположила, что животное наглоталось крови порождений тьмы — они завернули в Дикие Земли, нашли нужный цветок и магичка приготовила собаке зелье. Но то ли во второй раз оно не подействовало, то ли не в крови было дело. Броска склонялся к последнему: мабари просто хандрил. Гном опустился к зверушке и почесал ей шею. Пес заурчал и подставил голову в точности как наг. Неприкасаемый выполнил командирские обязанности и теперь мог позволить себе сосредоточиться на своих мыслях. Он почесывал питомцу спину и вспоминал.
...Когда Броска навещал сестру, к нему привязалась мать. Она кричала всякую чушь: что это ее место, что Рика недостойна его... и что вторая дочь выросла бы куда лучше их обоих, маленьких уродов. Сестра побледнела; Трик посоветовал ей сбагрить старую алкоголичку кому-нибудь из слуг: она, верно, совсем сошла с ума, раз несет такое. Но Рика пролепетала:
— Ты... Ты не понимаешь. У нее действительно была еще одна дочь... Мама не могла прокормить всех нас и... и... оставила ее на Глубинных Тропах.
Броска вздрогнул: он как раз направлялся туда.
— Давай! Иди! — хрипло засмеялась мать. — Может, встретишь ее где.
Рика стояла вся в слезах. Она еще не отошла от беременности, и расстраивалась по любому поводу. Учитывая характер их матери — почти всегда.
— Мож, все-таки без нее поживешь? — хмуро уточнил брат.
— Ты что, она же наша мать! — всплеснула руками сестра.
Старая гномка мрачно расхохоталась, с визгом гоняя по полу воображаемых нагов.
— Она не наша мать. Она большая фляга с вином, — бросил Трик, но не стал настаивать.
А потом, в логове порождений тьмы, он узнал, что матки — это бывшие гномские женщины. Броска понимал: маловероятно, что тупые твари подобрали ребенка и воспитали его. Он твердо знал, что эта матка — не его сестра. Но все равно пытался отыскать в расплывывшемся лице черты Рики и матери.
Трик думал, что скоро оправится. Но до битвы с Архидемоном он после каждого боя разглядывал трупы генлоков, надеясь не увидеть в их мордах что-то знакомое.
Трик Броска сидел на земле недалеко от огня и оглядывал лагерь. Они были уже на полпути к Денериму, а всё не могли прийти в себя: Глубинные Тропы, правда о порождениях тьмы и матках оставили след на всей команде. А что тут странного, понятное дело.
Винн и Лелиана сидели около костра, согреваясь скорее от присутствия друг друга, чем от горящего дерева. Им было важно ощущать, что кто-то живой и дорогой сидит сейчас рядом, полностью целый и вне опасности. Бардесса передала женщине бутылку и протянула:
— Да...
— Да... — согласилась с ней магичка.
Трик был уверен: если б им сказали, что они сейчас что-то говорили, женщины бы очень удивились.
— Да... — снова пробормотала старушка, возвращая бутыль лучнице.
Осмотр не удовлетворил Броску, и Трик приказал себе бросить свои дела и вернуться к общим. Женщинам было страшно, но пока они держались втроем (Лелиана, Винн и бутылка), можно было не переживать. Гном больше беспокоился о Морриган: ведьма была крепкой девкой, но все же стояла одна. Кто знал, что творилось в ее колдовской башке?
Мужчина поднялся с земли, и соратницы шарахнулись друг от друга, словно вороны с грядки. Трик смущенно замер под их полными ужаса взглядами. Наконец, женщины смогли осознать, что никакой опасности нет — это лишь их командир, их любимый, надежный, простой, как булыжник, Серый Страж; все, можно расслабиться. Подруги одинаково выдохнули и снова обернулись к огню.
— Кстати, я уже говорила тебе, что входило в моду в Орлее, когда я последний раз там была? — торопливо спросила Лелиана.
И Винн с по-настоящему живым интересом откликнулась:
— Нет, нет, не говорила. Пожалуйста, расскажи!
Магичке были неинтересны подобные разговоры, но сейчас треп лучницы мог идеально скрасить ситуацию. Трик покосился на бардессу: та говорила запоем, и лишь то, с каким страхом иногда девушка косилась на кусты, показывало, насколько она не пришла в себя. Гном покачал головой: женщины. Ему всегда казалось, что эти хрупкие существа вышли из какого-то другого Камня. Он в последний раз обернулся на костер и подошел к стоящей на отшибе юрте — посмотрел снизу вверх на высокую надменную ведьму, посопел и спросил:
— Ты как?
Морриган вопросительно подняла брови и непонимающе улыбнулась.
— О чем ты, Страж?
Лишенный касты почесал бороду и разъяснил:
— Ну, эти Глубинные Тропы. И матки. Ты как?
Ведьма привычно закатила глаза: на фоне косноязычного гнома даже ее стиль речи казался нормальным.
— Не привыкать мне к гадостям подобным:
С Флемет жизнь тоже легкой не была.
Бывало, она в землю зарывала
Меня, покуда я спала.
И я тогда в себя лишь приходила,
Когда уж воздуха мне не хватало в старом гробе,
В котором уж не раз бывала я.
И я кричала... Да уж, я кричала!
От крика этого медведь б из спячки вышел,
Ему бы волки подвывали, как родному, а зайцы бы попрятались в траву.
Флемет не слышала: она была уж дома, спала, не думая, как страшно мне одной.
Я разбивала этот гроб заклятьем. Я прорывала путь себе наружу.
Но ведь была я в середине леса: любые звери встретиться могли.
И как свой дом найти, я знать не знала... Мне было восемь лет всего тогда.
Броска слушал красивый, богатый интонациями, голос подруги. Начало рассказа звучало, как страшная сказка: словно какая-нибудь старая ведьма-дикарка на каждом слове била посохом в землю. "От — крика — этого — медведь б — из спячки — вышел". Когда Морриган говорила так, Трику хотелось прикрыть глаза и представить на ее месте симпатичную гномочку... Но сейчас явно было не время. Страж тряхнул головой и проговорил:
— Да, строга у тя мамка была.
Ведьма пожала плечами со спокойной улыбкой.
— Мне это помогало стать сильнее.
И гроб, земля и лес — все лишь игрушки,
В сравненьи с черной магией Флемет.
Ты видел ли, как полыхают болью
Глаза кого-либо из обреченных?
Была однажды рядом я, когда
Она вытягивала душу из мужчины:
Он даже не кричал.
И не хрипел.
По подбородку кровь его струилась,
И выгибался позвоночник как у кошки,
Которую мабари твой настиг.
Тогда мне было страшно.
Но и это — я после поняла — игрушки лишь.
Нет ничего ужасного на свете.
Кровь, смерть, проклятья — часть обычной жизни.
Привыкла я и больше не боялась.
Простоватый вид братка мог обмануть тех, кто видел Трика впервые, но на самом деле под его черной татуировкой таился довольно острый ум. Он сразу понял: Морриган говорила слишком, слишком много. И, хотя ее голос был совершенно спокойным, все явно было не так хорошо, как она стремилась показать. Но — после того, как ведьма рассказала о своем детстве и, к тому же, продемонстрировала свою стойкость, ей явно стало полегче. И все же неприкасаемый решил (по мере сил) довершить эффект.
— Ну ты крута. Не то что те бабы, — гном махнул в сторону остального лагеря. — Прямо как настоящий воин. Тя б на трон Ферелдена, а не эту соплю, — на этот раз Броска указал в сторону молящегося Алистера.
Трик снова почесал подбородок. Ведьма старалась не показывать, что польщена словами Стража — хотя кто не мог заподозрить этого примитивного амбала в лести?
— Ладно, че. Пойду к этим детишкам, подгузники поменяю. А то торчу с тобой — чего торчу, ты ж не мямля какая, с тобой-то че возиться...
Гном восхищенно хмыкнул и, бряцая доспехом, двинулся обратно: это было лучше, чем если бы он попытался утешить колдунью. Морриган еще раз самодовольно улыбнулась и скрестила руки на груди. Страж удалился достаточно далеко и не мог увидеть, как впиваются в предплечья ногти ведьмы. Но дикарка знала: гном прав. Она не мямля. С ней не нужно возиться. Ей плевать на порождений тьмы. Женщина вздохнула: было темно и следовало поспать, но уже третью ночь в юрте было по-настоящему холодно одной.
Трик подошел к будущему королю со спины, и человек не заметил его.
— И... э.... прости нам наши страсти.... нет, не страсти... Прости нам наши грехи, сохрани наши души... И... направь наши сердца в... э... э.... в... в Золотой Город?.. Ох.
Храмовник поднялся с колен и только тут увидел гнома. Бастард вздрогнул: он несколько робел перед бравым воителем — чувствовал, что Броска презирает его за ранимость и восприимчивость.
— Ну че? — к характеру Трика куда больше подошла бы медленная, интеллигентная речь, но Пыльный Город оставил след не только на его лице.
— Н-ничего! — начал оправдываться Алистер. — Я просто так молюсь. Со мной все в порядке, я не ною и мне не снится никаких кошмаров про маток, их отвратительные щупальца и мерзкие животы! — быстро оттарабанил храмовник.
Он не хотел снова слушать презрительное фырканье, а потом бормотание "И это мужик?" Но на этот раз Броска, к удивлению воина, только кивнул и пошел прочь. Его и вправду бесила трепетность Алистера: женщины рисковали стать матками, понятно, почему они нервничали. А этот чего?
В глаза гному бросился Зевран: эльф присоединился к компании у костра и с беззаботным видом рассказывал какие-то веселые истории. Раньше Трику казалось, что убийца слишком женственный, но гном быстро понял, что это касается лишь внешности. Вот и сейчас: Огрен пил, Стен чертил что-то на земле, Алистер чуть с ума не сходил, и только они с Зевраном ходили и успокаивали соратниц. Эльф все-таки был настоящим мужчиной, и не мог сосредоточиться на своих проблемах, когда женщинам рядом с ним было плохо. Он должен был сделать что-то, чтобы успокоить их — и лишь потом мог позволить бояться самому себе.
Трик продолжил осматривать соратников. Стен так же ковырялся в пыли. Гном подошел поближе.
— Пашера... — кунари поднял голову и заметил Броску. — Кадан.
Неприкасаемый молча подошел поближе, и, поколебавшись, уточнил:
— Че о матках думаешь?
Стен задумчиво посмотрел на него и ответил:
— Они производят на свет тысячу воинов, тогда как наши женщины — редко больше десяти. Надо сказать аришоку. Нужен способ сделать так же.
Кунари был совершенно спокоен: да, матки. Да, раньше были обычными женщинами. И что тут такого, из-за чего нужно который день подряд ходить с вытаращенными глазами и молиться своему выдуманному богу, как этот будущий правитель?
— Алистер плох, — с неодобрением бросил Трик.
Стен кивнул тому, насколько в такт шли их мысли, и пообещал:
— Я поговорю с ним. Путь Кун поможет ему стать мужчиной.
Броска благодарно кивнул и хотел двинуться к Огрену, завершая обход, но именно в этот момент земляк рыгнул и отключился. Воин слишком много выпил, пятаясь забыть Бранку, но — один из немногих — он был способен справиться сам. И меньше всего из похода на Глубинные Тропы Огрена впечатлила правда о матках.
...В отличие от Трика. Он подошел к мабари: пес был очень грустен и мало двигался. Винн предположила, что животное наглоталось крови порождений тьмы — они завернули в Дикие Земли, нашли нужный цветок и магичка приготовила собаке зелье. Но то ли во второй раз оно не подействовало, то ли не в крови было дело. Броска склонялся к последнему: мабари просто хандрил. Гном опустился к зверушке и почесал ей шею. Пес заурчал и подставил голову в точности как наг. Неприкасаемый выполнил командирские обязанности и теперь мог позволить себе сосредоточиться на своих мыслях. Он почесывал питомцу спину и вспоминал.
...Когда Броска навещал сестру, к нему привязалась мать. Она кричала всякую чушь: что это ее место, что Рика недостойна его... и что вторая дочь выросла бы куда лучше их обоих, маленьких уродов. Сестра побледнела; Трик посоветовал ей сбагрить старую алкоголичку кому-нибудь из слуг: она, верно, совсем сошла с ума, раз несет такое. Но Рика пролепетала:
— Ты... Ты не понимаешь. У нее действительно была еще одна дочь... Мама не могла прокормить всех нас и... и... оставила ее на Глубинных Тропах.
Броска вздрогнул: он как раз направлялся туда.
— Давай! Иди! — хрипло засмеялась мать. — Может, встретишь ее где.
Рика стояла вся в слезах. Она еще не отошла от беременности, и расстраивалась по любому поводу. Учитывая характер их матери — почти всегда.
— Мож, все-таки без нее поживешь? — хмуро уточнил брат.
— Ты что, она же наша мать! — всплеснула руками сестра.
Старая гномка мрачно расхохоталась, с визгом гоняя по полу воображаемых нагов.
— Она не наша мать. Она большая фляга с вином, — бросил Трик, но не стал настаивать.
А потом, в логове порождений тьмы, он узнал, что матки — это бывшие гномские женщины. Броска понимал: маловероятно, что тупые твари подобрали ребенка и воспитали его. Он твердо знал, что эта матка — не его сестра. Но все равно пытался отыскать в расплывывшемся лице черты Рики и матери.
Трик думал, что скоро оправится. Но до битвы с Архидемоном он после каждого боя разглядывал трупы генлоков, надеясь не увидеть в их мордах что-то знакомое.
@темы: Игры: Dragon Age, Игры, Творчество
-
-
26.08.2010 в 00:34-
-
26.08.2010 в 00:41Это плохо. Я до сих пор не понимаю, как сессию сдала. =__=